Жизнь без труда? Это естественно
В результате автоматизации и роботизации в экономике развитых стран сокращается потребность в рабочей силе, что влечет за собой падение занятости.
При сохранении существующих тенденций общество труда трансформируется в общество ренты, основным занятием большинства членов которого становится досуг.
В связи с этим высказываются опасения по поводу утраты привычных смысложизненных ориентиров и, как следствие, деградации личности и общества.
Автором выдвигается тезис, что естественной, то есть биологически обусловленной для человека является не трудовая, а собственно социальная деятельность.
В подтверждение этому приводится фактический материал, свидетельствующий, что на протяжении большей части своей истории люди практиковали присваивающее хозяйство, позволявшее получать максимум продуктов при минимуме трудозатрат.
Тем самым бóльшую часть времени члены доземледельческих и внеземледельческих сообществ могли уделять отдыху, общению и разнообразным групповым ритуалам.
Возможно, что в становящемся посттрудовом обществе сложится аналогичная ситуация, так что близкое будущее уподобится далекому прошлому.
Работа и роботы
Работу над этой статьей я начал с того, что набрал в Google слово-сочетание «мир без работы»: через 0,37 секунды поисковый робот выдал 4 750 млн результатов. Трудно сказать, насколько эта цифра может свидетельствовать о росте интереса к вопросу о том, как жить в “world without work”, но названия публикаций типа «Роботы наступают: развитие технологий и будущее без работы» в последнее время встречаются все чаще, поэтому проблема, видимо, действительно является актуальной. Некоторые исследователи полагают, что информационные технологии не могут вытеснить значительную часть рабочей силы из сферы занятости, но другие доказывают, что прогрессирующая автоматизация и роботизация, в отличие от предшествующих технологических нововведений, создают куда меньше новых рабочих мест, чем упраздняют, и последствия четвертой промышленной революции могут оказаться значительно более масштабными, чем трех первых.
По имеющимся данным, в настоящее время в сельском хозяйстве развитых стран занято от 1,5 до 4% населения, в промышленности доля занятых не превышает 20–25% (как и в развивающихся странах), а все остальное приходится на сферу услуг — это 70–80%. При этом не только в индустриальном секторе, но и в производстве товаров и услуг в целом рост ВВП коррелирует с падением занятости и сокращением совокупного рабочего времени. Как пишет М. Форд, «мы производим все больше и больше, но при этом обходимся все меньшим и меньшим количеством работников»; по приводимым им данным, за 1998–2013 гг. в США численность населения выросла на 40 млн чел., а стоимость произведенных частными компаниями товаров и услуг увеличилась на 42%, однако общий объем рабочего времени совершенно не изменился и равнялся 194 млрд часов. Изобретение и внедрение новых форм автоматизации и робототехники снижают потребность в труде и сокращают занятость не только в сельском хозяйстве и промышленности, но и в строительстве, грузовом и пассажирском транспорте, розничной торговле, сфере общественного питания и т. д. Под угрозой лишения работы оказываются не только кассиры и таксисты, но и высококвалифицированные специалисты умственного труда, такие как юристы, журналисты, финансовые аналитики и др. Согласно одному исследованию 2013 г., где были проанализированы перспективы около 700 профессий и специальностей в США, до 47% соответствующих рабочих мест могут быть автоматизированы уже в течение двух ближайших десятилетий.
При сохранении существующих тенденций к середине текущего столетия половина трудоспособного населения развитых стран станет безработной, а к концу века это произойдет и с остальным миром. Автоматизация и роботизация экономики, где издержки вместе с рабочим временем устремятся к нулю, повлечет за собой фундаментальную социокультурную трансформацию — труд сменится рентой, а пролетариат, предварительно дифференцировавшись на салариат и прекариат, превратится в консьюмтариат. По словам П. Мейсона, «информационные технологии исключают труд из производственного процесса, снижают рыночную цену товаров... и создают поколение потребителей, психологически предрасположенных к бесплатным вещам». Что касается платных вещей, то спрос на них будет обеспечиваться безусловным базовым доходом — постиндустриальное общество превратится в рентное.
Этот «посткапитализм» до определенной степени напоминает собой марксистский коммунизм: «Автоматизация производства приводит к избытку материальных благ, а потому сегодня создаются комфортные условия для освобождения от труда — пишет Д.А. Давыдов. — Общество должно обеспечить всех граждан безусловным доходом (безвозмездные выплаты всем некоторой денежной суммы) 1, 2, 3, который позволит им заниматься тем, что им действительно нравится. Иными словами, речь идет о приближении к тому, что Маркс вполне бы мог назвать коммунистическим обществом». Однако слияние труда с досугом, а затем и все более полное замещение первого последним вызывает ряд вопросов и опасений. М. Форд, справедливо отмечая, что «все это, разумеется, очень трудно увязать с общим нарративом протестантской трудовой этики», высказывает предположение совершенно в духе последней, что на отказ от работы в результате свободного выбора «пойдут только самые безынициативные и ленивые». Ю.Н. Харари констатирует, что «сейчас люди сталкиваются с более страшным понятием, чем эксплуатация, — со своей ненужностью»; предсказывая становление к середине XXI века нового “uselessclass”, он задается вопросом: «Что будет бесполезный класс делать весь день?», и в качестве таких сфер целенаправленной, но не трудовой деятельности называет компьютерные игры, спорт, религию. Близкие к этому соображения высказывают и отечественные авторы: так, Е.М. Шульман указывает, что проблемой нашего века становится то, «как и чем занять людей, чья работа не нужна», дабы помочь им избежать неизбежного в этом случае саморазрушения, а В.А. Кутырев, вспоминая, что труд (совместный и орудийный) создал из обезьяны человека и отличает его от животных, считает жизнь без труда паразитической и даже хуже: «жизнь без труда — это деградация».
Разделяя до некоторой степени эти опасения, я тоже задаюсь вопросом: действительно ли человеку разумному «невесело живется без работы», естественно ли для него трудиться и считать труд ценностью?
